На блокпосте при въезде в непризнанную республику проверяли документы. Арсен, военный из карабахского города Шуши, вышел к пограничнику, дав знак сидеть в машине и не дергаться. Что там обо мне наговорили капитанские погоны, а похоже - вообще не упомянули, потому как спустя пару дней эта «медвежья» услуга аукнулась. С полсотни километров по серпантину, окутанному сильным туманом, до Степанакерта - столицы Нагорного Карабаха.
Уже около полуночи на круглосуточной заправке знакомлюсь с ее рабочими. Ужинаем местным хлебом «Жингялов хац» с начинкой из 12 трав, армянин Гагик рассказывает, как после развала Союза и начала войны в 1991-м их семья, бросив дом, вынуждена была бежать из Азербайджана. В подсобке из мешков с зерном мне соорудили постель, поставили обогреватель – приют на две ночи.
На холме возвышался памятник долгожителям края «Мы и наши горы» - главный символ Арцаха, как еще называют Карабах. Зимой 1991-1992 годов Степанакерт сильно пострадал под артобстрелами и бомбардировками, теперь же почти восстановлен - зазеленели скверы и парки, украшенные скульптурами, работают драмтеатр и краеведческий музей. Но за любым мирным движением – постоянная готовность к войне: в школьных уроках по гражданской обороне и спецкурсах института, в том, как много на улицах камуфляжа, даже во внимательном взгляде прохожего, который, вероятно, все тот же военнослужащий, только одетый по «гражданке». Обычные на вид легковушки, следующие вглубь республики, и те конечной целью имели воинские части.
В 30 километрах от Степанакерта открылась картина, напоминающая декорации к фильмам про апокалипсис – ужасающий размерами город-призрак. Некогда процветавший 50-тысячный азербайджанский Агдам, известный во всем СССР благодаря выпускавшемуся здесь портвейну, стал кавказской «Хиросимой», памятником Карабахской войне. Жутковатая выдалась прогулка по «мертвым» улицам, но нужно было увидеть самому. Развалины богатых дореволюционных особняков и построек советского времени давно заросли чертополохом и одичавшим гранатом. Бывший театр, мечеть, дом культуры, школа, оставшиеся с боев траншеи и рвы, сотни метров колючей проволоки и проржавевшей металлической сетки, пыль, камни... Руины тянулись до самого горизонта, насколько хватало глаз.
Не сказать, что здесь совсем никого нельзя встретить. На окраине в хибарках живут чабаны, пасущие овец. В нескольких кварталах от меня кто-то собирал стройматериалы и металлолом. Наконец, в разрушенном городе действует военная база, а по восточной его границе проходит линия фронта со всеми составляющими: минными полями, оборонительными укреплениями и противотанковыми рвами. Последнее выяснилось вскоре после внезапного появления автоматчика. Пока он не подошел вплотную, я отвернулся и на всякий случай заменил в фотоаппарате карту памяти – в карабахском МИДе иностранцам запрещают не то что фотографировать, даже останавливаться в Агдаме. Солдат предупредил о скором начале танковых учений. Дорогу собирались перекрывать...
Разбитые дороги через руины Агдама редко используются, в основном военными. По ухабам мимо хорошо сохранившейся старой мечети запылил армейский «УАЗ». Не пытался его останавливать – еще посыпятся неудобные вопросы. Но заскрипели тормоза, из окна высунулась фуражка: «если в Степанакерт или Шуши – к ночи будем». До темноты далеко. Двое контрактников прежде должны были развезти корреспонденцию по частям, раскиданным друг от друга в доброй сотне километров.
Не пропуская ни одной ямы, ни единой кочки, ехали через города Физули и Гадрут, село Сарушен и другие населенные пункты Карабаха. Снова среди на первый взгляд мирной жизни - развалины, оставленные дома, безмолвие, азербайджанские огни по ту сторону фронта. Сержант не винил в ссоре соседних народов ни своих, ни чужих.
Отрывок из очерка «Кавказ автостопом»