За две разрешенные россиянам «безвизовые» недели мы проехали южно-азиатское государство с Севера на Юг, зачерпнув понемногу из двух, по сути, полярных культур одной страны.
Пешком во Вьетнам
Еще не край света, но уже экзотика, в чем-то даже немного родная по «советской» памяти. Мое поколение стало предперестроечным, но, хотя я и едва успел запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда под могучим названием «СССР», побыв советским гражданином каких-то два года, даже в моем далеком от политики понимании окружающего мира Вьетнам упорно закрепился как большой друг и товарищ. Кому или чему за то спасибо: не то школьным учебникам по истории, не то джинсам и кожаным курткам с Вьетнамского рынка в Курске, где в 1990-х торговлю как раз вели по большей части выходцы из азиатской страны, а может сушеным бананам оттуда или запаху легендарной и жгучей мази «Звездочка»… А скорее благодаря всему вместе.
Жители стран, которым Советский Союз оказывал военную или любую другую помощь, как правило, долго про то не забывают, и Вьетнам точно не исключение. Не то чтобы мы с женой, отправляясь туда без гидов, броней отеля, готовых туристических туров и прочей шелухи, всецело полагались на гостеприимство принимающей стороны, просто так было спокойнее, что ли.
Во Вьетнам, как ни странно, из приграничного китайского городка Пинсян мы пришли пешком. Вьетнамцы и китайцы, которые, кстати, далеко не во все времена жили дружно, особенно на границе, теперь активно торгуют друг с другом, поэтому на вывесках доброй половины магазинов красуются уже не иероглифы, а вьетнамское письмо – гремучая смесь, рожденная все от тех же китайских иероглифов, но в форме латиницы.
А пешком до КПП пришлось идти восемь километров. Остановили бы попутку, да ничего не было. Либо дорога эта, проложенная по густо заросшим зеленью горным районам, второстепенная, либо пропускной пункт закрывался на ночь – вскоре после того, как нам поставили въездные штампы, пограничники действительно погасили в зале свет, а один из них по имени Хьюи подбросил до ближайшего населенного пункта Лангшон.
Нам, в общем, повезло, следующие 200 километров до самого Ханоя мы преодолели на одном автомобиле. И да – мы ехали автостопом. В большинстве стран, за исключением разве что Китая, этот способ передвижения всегда срабатывал. Как и Хьюи, водитель внедорожника Чан не говорил по-английски и даже то, что мы из России, понял только после нашего разговора по телефону с его сестрой.
Под вьетнамские песни из колонок он спешил как на именины: часто мигал фарами и сигналил, обгоняя вереницы фур и мотоциклистов, однако не отказал себе в удовольствии дважды остановиться и неспешно выкурить трубку, а нас угостил кукурузой и мандаринами.
Неудивительно, что мы были в северной столице Вьетнама еще до полуночи. Правда, автобусы уже не ходили, а добраться по адресу, куда нас пригласили, можно было только на такси. Графы «такси» в статье расходов в принципе больше не существовало, раз от дома мы уже уехали далеко, а от сохранности бюджета напрямую зависела длительность всего путешествия. Иной раз я скорее бы подремал до рассвета в палатке, хоть искать для нее место в большом городе – еще та задача. Но в 16 километрах, как представлялось, маячили мягкая постель и теплый ужин.
…и кофейный гоголь-моголь
Жилье нашли через интернет-сообщество «Каучсерфинг» - без преувеличения, замечательное изобретение. Хочешь обзавестись интересными друзьями и подпитаться их впечатлениями – зовешь к себе, хочешь сам напроситься в гости – пожалуйста. Денег за это не берут. В целом как лотерея: иногда погостишь в скромном доме или квартире, иногда в шикарных апартаментах с бассейном. Когда дом старый, с историей, интересно вдвойне, так как самобытно. Но в Ханое не было ни первого, ни второго, ни тем более третьего. Не будь мы столь уставшими в тот вечер, наверное, еще на этапе приглашения заподозрили бы, что что-то не то и каучсерфер ненастоящий.
Так вот, вьетнамка Юэнь, с виду милая барышня, привела не к себе, а в нечто напоминающее хостел. А по факту - в учебную организацию «English homes». Таких «Английских домов» в Ханое два. Переночевать там, конечно, можно, и принять душ тоже, и даже поужинать, если сам сварганишь. За это просят (требовать они не имеют права) присутствовать на уроках. Занятия английским языком в клубе, естественно, платные, и, бьюсь об заклад, далеко не дешевые, но родители не жалеют средств на уроки с «англичанами». А то, что не все из них сами являются носителями языка, предприимчивые организаторы, понятное дело, не афишируют. По фотографиям из отчетов – европеец как европеец. После одного такого занятия со второго мы, особо не сговариваясь, с парой из Франции дружно «спрыгнули».
Единственное, за что спасибо этой ханойской заманухе для приезжих – в этих стенах мы повстречали украинцев из-под Чернигова – Елену и ее друга Сашу, который в свое время участвовал в строительстве саркофага для Чернобыльской АЭС. С ними связан абсолютно поразительный эпизод нашей трэвел-саги, назовем это так, – спустя несколько месяцев мы случайно столкнулись… в Индонезии. Но об этом позже.
Другое дело, что знакомый нам по Шанхаю красноярец Лёха (привыкли по-простому), подрабатывающий в путешествиях уличным музыкантством, тоже оказался в эти дни в Ханое. Зная об этом, мы назначили встречу у находящегося в исторической части города озера Хоанкьем, посреди которого виднеется островок с пагодой 1886 года, а вблизи другие важные достопримечательности – Ханойская цитадель, Храм литературы, красный мост Тхехук, Кафедральный собор святого Иосифа. С Лёхой снова была его гитара, а у его товарища Стаса из Рязани еще и укулеле. В отличие от Китая вьетнамские полицейские позволяют музыкантам свободно играть и петь на площадях и улицах, чем наши соотечественники в очередной раз не преминули воспользоваться. После со словами, что вкуснее вьетнамского кофе ничего нет, они решили немного гульнуть на вырученные донги, затянув нас в ближайшее кафе.
Как завещали Ле Нин и Хо Ши Мин
За неприметной с виду дверью вела на второй этаж грязноватая узкая лестница, поднявшись по которой, попадаешь в опять же не слишком чистое, но на удивление уютное помещение с железным балконом и старыми фотографиями на стенах. Там подают десерт из джекфрута, плод которого похож на громадный зеленый улей, а мякоть напоминает по вкусу жвачку «Турбо». Но главное, чем и хотели удивить нас друзья, - один из лучших в Ханое кофе: густой, с взбитым яичным белком наподобие гоголь-моголя. Наверное, только в стране, где кофе сами выращивают (а по объемам экспорта Вьетнам уступает лишь Бразилии), могли пойти на такой смелый эксперимент в рецептуре. Даже тех, кто опасается разного рода сальмонелл, любопытство заставляет попробовать местный кофе с сырым яйцом.
Большинство же уличных кафе выглядят еще проще, чем то, где нам довелось испить тот странный, но вкусный яичный кофей: на тротуаре выставлены маленькие пластиковые столики и под стать им детские табуреточки – сидят же на них как раз взрослые люди. А вот то, что там невольно попалось нам на глаза, вызвало уже не кулинарное удивление, а культурный шок. Надо сказать, что даже жареная свиная голова в моем представлении уже верх жестокости и явный перебор, а на прилавке лежала собачатина. Кому четвероногие друзья, а в Ханое едят и кошек, и собак. Поэтому, наверное, бродячих животных так вот просто на улице и не встретишь. Но говорят, власти хотят отвадить вьетнамцев от кажущейся иностранцам жуткой гастрономической привычки.
Не будем забывать, что Вьетнам, а точнее - Социалистическая Республика Вьетнам, продолжает по примеру СССР строить «светлое будущее», а при коммунизме собака, это как пить дать, будет друг человека. Пока коммунистическая партия Вьетнама остается лидирующей во власти, можно не сомневаться, что на улицах, особенно здесь, на Севере страны, не станет меньше патриотических плакатов в духе «Да здравствует революция!» с лозунгами и изображением последователя марксизма-ленинизма Хо Ши Мина. Слава Вьетнаму! И, уж будьте уверены, что с имеющейся сегодня идеологической основой никто даже не рискнет покуситься на святая святых и не тронет памятник «V. I. Lê Nin» в одноименном парке имени Ленина в Ханое. И что останется комсомол, а вьетнамские пионеры, мальчишки и девчонки, так и будут щеголять по школе в красных галстуках – да будет так. И вроде бы СССР давно нет, а дело его продолжает жить...
В рай попадают сухими, или - о любви к воде
Ханой был уже далеко позади. Чтобы сократить путь до трассы, оставалось пройти через небольшое поле. По нему россыпью были разбросаны яркие пятна: нежно-розовые, желтые, алые, салатовые и небесно-голубые. При ближайшем рассмотрении они оказались надгробиями, а само место – буддийским кладбищем.
На памятниках, в большинстве выполненных в форме пагод, не было фото. Только имя, место рождения и даты жизни усопшего. Не вьетнамцу понять значение всех многочисленных символов на монументах довольно трудно. И даже то, что, на первый взгляд, в объяснении не нуждается, как, например, свастика, скорее будет воспринято неверно. Поскольку заимствованный фашистской Германией крест с загнутыми концами для многих народов с древнейших времен является сакральным знаком.
Практически повсеместно крыши цветных «домиков» с надгробными плитами венчают драконы и солнце. Стоят вазы с песком, куда вставлены палочки благовоний. Но если данные захоронения все-таки были созданы организованно, то где-нибудь на рисовых плантациях вдоль автодорог попадаются и одиноко стоящие бетонные оградки. Во Вьетнаме крестьян не запрещают хоронить там, где они всю жизнь проработали на земле.
Но вернемся к насущному - к метеоусловиям, до которых почившим, разумеется, нет никакого дела. Туроператоры могут сколько угодно убеждать в том, что отдых во Вьетнаме райский в любое время года, и оправдываться, будто непогоду можно с пользой переждать в кафе или музее. В центральную часть страны мы попали аккурат к началу сезона дождей, а эти пакостники могут поливать с редкими перерывами от двух месяцев до целого полугода.
Когда небо затянуло покуда некуда, привычные к мокроте вьетнамцы облачились в дождевики. Иногда это были скромные плащики, порой – настоящие костюмы из штанов и куртки с капюшоном. Нам такие пару раз дарили. Причем, незнакомые люди на улице, пускай хорошее им вернется. Единственный недостаток полиэтиленовых штанов в том, что, не рассчитанные на размашистый шаг, они быстро рвались промеж ног.
Вообще автостоп и дождь – вещи мало совместимые. Однако во Вьетнаме, где бессмысленно просто пережидать нескончаемое, для этих двух понятий пришлось искать компромиссы. Из явных минусов – мокрая и долго сохнущая при высокой влажности одежда, да еще сложности с ночевкой в палатке. Из почти неуловимых плюсов – машины все-таки останавливались, а водители чаще обычного угощали ужином в придорожных кафе. Угощали тем, чего на побережье в изобилии – рисом, зеленью, рыбой, еще конечно ударяющим в нос соусом из анчоусов. Ну и кока-колой или терпким травяным чаем желтого цвета, это уж бог знает почему.
Вьетнамские джунгли из пасти дракона
Сторговавшись до 350 тысяч донгов (на наши - 1000 рублей), «просушились» ночь в отеле. Чтобы утром опять выйти под дождь, который, похоже, и не прекращался. Впервые остановился сельский автобус и взял бесплатно, правда, до конечной оставалось всего километров десять. Но тут же нас подобрал другой, уже междугородний двухэтажный автобус. Нам снова позволили проехать «зайцами», на этот раз 200 километров. Но самое интересное в другом – автобус оказался «спящим»: все места в нем лежачие. Кровати регулируются от положения полусидя до почти горизонтального. При входе нужно разуваться, потому что в проходах постелены маты.
То, что дождь перестал лить как из ведра, а всего лишь моросил, окончательно уверило нас сойти на сотню километров раньше, чем готов был подбросить добрый водитель. Все ради того, чтобы попасть в заброшенный аквапарк за объездной города Хюэ.
Да простят меня знатоки истории, ведь многие стоящие достопримечательности бывшей вьетнамской столицы, вроде ворот Нгомон и пагоды Тьенму, так и остались неувиденными. Просто подобные императорские цитадели на пути уже встречались, а одна мысль о затерянном среди тропических лесов аквапарке захватывала дух.
Хо Туи Тьен – теперь уже дикий парк под открытым небом. Амбициозные планы создателей, вложивших в проект порядка трех миллионов долларов, оказались, видимо, чересчур размашистыми. Потому что спустя всего два года после громкого открытия в 2004-м аквапарк стал убыточным, прекратил работать и с тех пор ветшал, зарастая лианами и постепенно скрывая былое великолепие под пальмовыми листьями.
Центральное озеро, вокруг которого сосредоточены основные зоны отдыха, успели заселить крокодилы и, хотя вьетнамские зоозащитные организации занимались их переселением в охраняемые национальные парки, рассчитывать, что оттуда выловлены все рептилии, было бы слишком самонадеянно.
Помимо выцветших водных горок и бассейнов с отвалившейся плиткой, полуразрушенных домиков для гостей, амфитеатра на 2500 мест и размалеванных граффити странноватых скульптур вдоль дорожек внимание привлекает объект в самом центре «крокодильего» озера. Три мостика ведут с разных берегов к внушительному 15-метровому дракону с размашистыми когтистыми лапами.
Мифический персонаж с рычащей пастью и в лучшие-то времена, наверное, мог кого-то напугать, а когда с его бетонной чешуи слетел последний лоск, и фигура почернела от плесени, то приобрел не достававшие ему мрачные черты. В полусфере, которую обнимает чудовище, помещался большой аквариум. По мусору и осколкам стекла можно подняться на самый верх и посмотреть на аквапарк из пасти дракона.
Голодные испанцы и крысы в кофешопе
Стемнело, хотя не было еще и шести вечера, но чем южнее и ближе к экватору – тем раньше приходит ночь. К трассе пробирались через проселочные дороги под все усиливающимся дождем. По обочинам росли деревья с желтыми фруктами в виде пятиконечной звезды - карамбола. Благодаря необычной форме ее любят использовать для украшения кондитеры, сами же плоды кислые.
И вновь нас принял на борт «спящий» автобус, на котором мы благополучно достигли города Далат, точнее, его объездной. Офлайн-карта в телефоне показывала, что до дома хоста оставалось около семи километров. Увы, попуток в ту сторону не было, чему виной служили, должно быть, поздний час и щедро поливаемая с небес вода. Промокли до нитки, спасибо - дождь теплый, от него не холодно.
Нас пригласили владельцы кофешопа - девушка Мун и парень по имени Хироу. На первом этаже у них прилавок и столики, где обычно потягивают кофе посетители. А наверху – зона для гостей, там и было предложено кинуть спальники. На полу еще устраивались испанка с аргентинцем.
Среди ночи девушка деликатно растолкала меня со странным вопросом: «хей, русские, русские, у вас есть еда?». На что спросонья в темноте можно было только переспросить, не голодны ли они. Но при включении света перепуганное выражение ее лица рассказало, что причина беспокойства крылась в возможном наличии съестного в моем рюкзаке. В нем, неумышленно оставленном у самой их постели, действительно лежал пакетик с семечками, и для того, кто прогрыз в сумке дыру, тайной данный факт явно не являлся. Вся же истина заключалась в том, что аккурат через испанскую подданую пролег маршрут большой жирной крысы, каких во Вьетнаме немало. Учитывая, что в окнах вместо стекол жалюзи, попасть внутрь грызунам не составляет труда.
В более солнечную погоду Дананг мог бы сослужить вполне сносным морским курортом, тем более сюда пока не продают путевки пачками, как в соседний Нячанг, а потому тут спокойнее. Но на широком городском пляже в морось купальщикам делать нечего, не в этот раз. Впрочем, при романтическом настрое можно найти особую прелесть в наблюдении за исчезающими в туманной серой дымке полосками барж и сухогрузов. Дополнят эту мечтательную картину гавани проблески маяков в устье реки Хан.
Дома без стен, где работают и живут
Поскольку автобусы прекратили ходить очень рано – уже в шесть часов, до кофешопа пришлось добираться пешком. Зато по дороге попались фруктовые развалы, где из приобретенного я лично знал только помело, гуаву и лонган, об остальной же экзотике не имел ни малейшего представления, но, естественно, горел желанием попробовать. Наконец, удалось неспеша рассмотреть и даже заглянуть внутрь домов вьетнамцев. Заглянуть в них проще простого, потому как в большинстве таких жилищ вместо дверей и окон стоят только гаражные ворота. То ли ради вечернего холодка, то ли еще по какой причине они были открыты настежь. Надо сказать, что и дома не совсем такие, к каким привыкли мы: бетонные и с плоской крышей, шириной в несколько метров, но высотой в три, четыре, пять, а то и все шесть этажей.
Первые этажи, если выходят на более или менее оживленную улицу, используются хозяевами еще и в качестве помещения для небольшого бизнеса. Одни прямо в гостиной оборудуют прилавок и продают продукты, другие открывают парикмахерскую, кафе, мастерскую по ремонту или прачечную. При этом домашние, вплоть до детей и стариков, обычно и есть вся обслуга.
Но в конце дня вьетнамцы свернули все дела. Там, где еще час назад кипела торговля или велась иная деятельность, теперь, развалившись в кресле, сидел глава дома-прачечной или дома-магазина, уставившийся в телевизор. Тут же за диваном припаркован его мотороллер. Тут же под боком хлопочет жена. Я же стою на тротуаре в каком-то метре, испытывая легкие уколы совести за, то, что, можно сказать, подглядываю. Извините – вы сами оставили ворота нараспашку! Но утомленным домоседам, кажется, совершенно все равно. И мы спокойно заглядываем в один, второй, третий дом, где понятия границ личного пространства весьма и весьма условны.
А еще в таких гостиных можно увидеть алтарь с фотографиями прародителей и подношениями им. Культ почитания предков у вьетнамцев затмевает даже религии: и буддизм, и католичество, и конфуцианство, Каодай и Хоахао вместе взятые. У ушедших в мир иной просят совета и покровительства. Разгневать духов, хоть вроде бы это «свои», родные духи, боятся, верят в их силу.
Такой алтарь был и у 27-летнего инженера Дьюита из городка Куангнгай, где мы провели следующую ночь. Но более всего в их старом доме поражал учебный класс с двумя аутентичными, будто из 1950-х годов партами и черной меловой доской, исписанной алгоритмами и степенями. Мать Дьюи – учитель математики, ведет здесь частные занятия. Это, к слову, о том, чем может служить обычный вьетнамский дом кроме дома.
Транспорт «Безграничного Света»
Нячанг – это вьетнамская Анталия, или Патайа, или Шарм-Эль-Шейх, или Гоа – как больше нравится. Словом, «русский» курорт, где немудрено забыть, что находишься в другой стране. Потому что всюду слышна речь наших соотечественников, вывески на улицах и меню кафе дублируются хоть и на ломаном, но – на великом и могучем. Создается впечатление, будто почти весь местный турбизнес ориентирован на россиян. Наши граждане, убегающие от снега и морозов на родине, собственно, нередко сами же и открывают в теплых краях разного рода «Кафе у Лёши», рестораны типа «Москва» или «СССР» и экскурсионные бюро «Дядя Ваня Вьетнам». И не то, чтобы курортники сильно возражали, ведь кому-то нужно именно «быть как дома». Стоит ли удивляться, что в центр города нас добросили… КамАЗ и микроавтобус с надписью: «Русский информационный центр». То есть, удивиться, конечно, нужно, но, случайно или нет, в автотрафике того позднего вечера подвернулись именно они.
Вьетнамец по имени Тои, у которого мы зависли на пару дней, к сожалению, так и не показался, и наше общение ограничилось перекидыванием в чате, где он удостоверялся, что мы ни в чем не нуждаемся. Он живет у самого моря на первой линии в роскошной квартире с окнами в пол, проходит реабилитацию после аварии. За ним постоянно ухаживают сиделки. Прежде Тои посетил много стран, но пока лишен возможности куда-то ехать и приглашает путешественников к себе. У него гостили еще музыкант-ирландец, учитель-поляк и даже один чилиец.
Они настойчиво рекомендовали посмотреть расположенные в шаговой доступности Чамские башни Понагар – храмовый комплекс средневекового государства Чампа, прекратившего существование в XVII веке. Если верить путеводителям, то это древнейший каменный храм во всем Вьетнаме. А раз так, то Нячангу можно простить и аквапарк, и шоу-программы, ночные дискотеки, катание на банане и прочие стандартные туристские развлечения.
Понагар относится к действующим храмам, а потому предполагается, как минимум, соблюдение некоторых приличий. До русскоговорящей публики правила поведения внутри доводятся весьма своеобразно. Как по-нашенски гласит информационная табличка у входа, надо «одеваться сдержанно, скрытно и вежливо, не носить темные очки и маски покрытия лица», и опять же, запрещено «производить действия гадания, рассеивать недозволенные издания». Остается лишь простить сложности перевода.
Предположу, что как раз с Чамских башен на другой день ехал буддистский автобус, волею случая пополнивший список подвозивших нас транспортных средств. В том, что это был паломнический автобус, не оставалось сомнений, поскольку в ширину лобового стекла сияла мантра «Nam mo a di da phat» (вьетн. - Безграничный Свет), а весь бело-голубой салон был обклеен изображениями Будды, и впереди стояла его золотистая статуэтка.
Пассажиры же делали приветственный знак не абы как, но молитвенным складыванием ладоней, из чего можно было заключить, что люди они возвышенные. А уж душевный жест разделить вегетарианскую трапезу из риса и лапши с овощами возвел их в наших глазах почти что до ранга святых. И чтобы вконец усилить это впечатление, на прощание нам сунули сверточек, где оказался ни много ни мало один миллион донгов. Это что-то вроде трех тысяч рублей, во Вьетнаме на них можно запросто прожить целую неделю.
Круглые лодки, маяки и кактусы
Буддистский автобус продолжил следовать путем благих дел в направлении Хошимина. Мы же высадились в небольшом городке Фантьет, где можно было найти то, чего Нячанг лишился с наступлением туристического бума. Это самобытность места, где жизнь такая, какая и должна быть – размеренная и не адаптированная под чужие нужды. Многие жители Фантьета занимаются рыбной ловлей, и наблюдать за этим процессом интересно уже только потому, что таких лодок, как здесь и ниже по побережью, нет больше нигде в мире.
У них ни носа, ни кормы. Лодки Тхунг Чай круглые, с виду как большой таз под два метра в диаметре. Их придумали когда-то, чтобы не платить государственный налог на плавсредства. И несмотря на то, что по ходовым качествам и маневренности обычная лодка на порядок лучше, многие вьетнамцы до сих пор отдают предпочтение именно «тазам». Гребут стоя, одним веслом. А молодежь любит устраивать на круглых рыбацких лодках гонки.
Будучи большими поклонниками морских сооружений, мы не отказали себе в удовольствии остановиться с палаткой и костром у старого маяка в 30-40 километрах южнее. Маяк Кега был построен французами на небольшом скалистом острове в 1899 году и по праву считается одним из самых красивых в Юго-Восточной Азии. Действительно, один из лучших, что я когда-либо видел.
Чтобы туда добраться, нужно было пройти несколько километров по второстепенной дороге. Вдоль нее росли опунции - кактусы с плоскими овальными стеблями и съедобными плодами. В Центральной Америке еще со времен ацтеков едят не только бордово-фиолетовые шишечки опунции, напоминающие сладкое киви, но и сами стебли, очищенные от колючек. Только на вьетнамских продуктовых рынках почему-то ни то, ни другое не попадалось. По крайней мере, нам.
Зато повсеместно продают и с азартом выращивают питахайю, известную как драконий фрукт. В деревнях вокруг маяка Кега его плантации вообще следовали одна за другой. Соответственно, и стоила питахайя дешевле, чем где бы то ни было – можно было за доллар купить две штуки, а третью получить в подарок.
Война без «славных страниц» и героев
Хошимин с населением более восьми миллионов человек – столица вьетнамского Юга и крупнейший город страны. По старой памяти многие вьетнамцы называют его Сайгоном, как он официально именовался до окончательного установления коммунистического режима в 1975 году.
Исторически, в силу самых различных особенностей, начиная от экономики, географии и заканчивая более жарким климатом, Юг жил отлично от Севера Вьетнама. Если северяне искали идентичности и испытывали влияние разве что китайцев, не чуждых им по родовому племени, то южане оказывались под жестким контролем сначала Французской колониальной империи, затем Японии, Англии и, наконец, США.
А культурная привычка, как понимаете, штука слишком глубокая, чтобы даже по прошествии стольких лет после образования единого государства прозападные ценности не вылазили сквозь полотно красного флага, пропитанного марксистко-ленинскими убеждениями. В противовес историческому Юг скорее ставит современное, организованности предлагает немного хаоса и ленцы, умеренности же во вкусах – что-то более модное, яркое, кричащее и… ведь не скажешь, что не настоящее. Настоящее и то, и другое.
Объединению Юга с коммунистическим Севером предшествовал затянувшийся на 20 лет гражданский вооруженный конфликт, поддержанный со стороны Сайгона Соединенными Штатами, а также Китаем и Советским Союзом, оказывавшими военную помощь вьетнамским коммунистам.
В Хошимине есть несколько мест, которые стоит посетить для понимания того, что пережили вьетнамцы в 60-70-е годы прошлого столетия. Прежде всего, это Музей жертв войны. Интересно уже то, как менялось его название. Поскольку еще несколько лет назад он был Музеем военных преступлений, перед тем - Музеем американских военных преступлений. Ну а при открытии в 1975 году, когда о нормализации отношений с США не могло быть речи, и раны вьетнамской земли бередили от напалмовых бомбардировок, это был «Дом для показа военных преступлений американского империализма и марионеточного правительства южного Вьетнама».
Но несмотря на нынешнюю завуалированность в названии комплекса, суть его экспонатов осталась прежней – все они свидетельствуют о зверствах в отношении, прежде всего, мирного населения. Справедливости ради надо добавить, что террор лежит на совести не только армии южан и американцев, но и солдат Вьетконга, которые были способны проявлять не меньшую бесчеловечность к сторонникам другой идеологии, даже если речь шла о гражданских людях. Хотя об этом, по понятным причинам, упоминают редко.
Из бункера президента в землянку партизан
Помимо документов, огромного числа шокирующих фотографий, где изображены искалеченные люди, сожженные деревни, родившиеся после войны с мутациями дети, здесь много трофейного оружия и техники: американские истребители, танки, штурмовики, вертолеты. Отдельно во дворе учреждения созданы инсталляции тюрьмы для политзаключенных, орудий пыток и казни, включая гильотину.
На городской карте найдется не менее важная в истории Вьетнамской войны точка, где боевым действиям был положен конец - Дворец независимости, или Дворец Воссоединения, как его стали называть после объединения Севера и Юга. Сюда, в резиденцию президента Южного Вьетнама, 30 апреля 1975 года через протараненные ворота ворвалась военная техника Северо-Вьетнамской армии, и вьетконговцы установили на крыше победный флаг.
Копии штурмовавших Дворец танков, советского Т-54 и китайского Т-59, стоят в парке в качестве иллюстрации падения Сайгона. Внутри масштабного здания теперь музей с сохранившимися президентскими апартаментами 1970-х годов. Можно обойти все пять этажей до вертолетной площадки и даже спуститься в бомбоубежище с лабиринтом бетонных ходов, командным пунктом и центром связи.
Но победитель определялся не в столицах, а глубоко в джунглях. Вьетнамскую войну называли «подземной», потому что более оснащенной технически армии противника, применяющей химическое оружие и ковровые бомбардировки, Вьетконг мог противопоставить только свою военную хитрость: маскировки, засады, скрытые удары, диверсии и ловушки в тропических лесах.
На десятки километров от Хошимина под землей тянутся многоуровневые туннели с хорошо продуманной системой вентиляции, коммуникаций и укрытиями – главный секрет успеха вьетнамских партизан. Для посещения открыт лишь небольшой участок в деревне Кути. Судя по отзывам тех, кто залезал внутрь, подземные ходы остались тесными даже после того, как были приспособлены под туристов и расширены. Но в полной мере проникнуться партизанской жизнью сами мы, увы, уже не успевали, так как до шести вечера, когда закрывалась камбоджийская граница, оставалось меньше двух часов. Забегая вперед – не опоздали. Ну а о том, что приключилось в Камбодже, читайте позже…
